За последнее десятилетие каждый шестой предприниматель подвергался уголовному преследованию.

Интеллектуально-финансовая элита России уезжает из страны и управляет своими капиталами из-за рубежа с помощью юристов и охранников. Остаются гастарбайтеры и армия.

Интеллектуальная деятельность постепенно теряет всякий смысл, уровень социального оптимизма характеризует статистика убийств и самоубийств, по которым Россия в числе мировых лидеров.

Так выглядит «кошмарный сценарий для страны» в описании профессора ВШЭ Леонида Григорьева. За последние 10 лет, по данным Центра правовых и экономических исследований, уголовному преследованию подверглось 16% предпринимателей. Две трети компаний попавших «под статью» бизнесменов закрылось, без работы осталось до 2 млн человек.

При этом подвергшиеся преследованию предприниматели не новички в бизнесе, выяснил центр, проведя опрос: 47% имеют стаж предпринимательской деятельности более 10 лет, еще 32% — более 20. А желающих начать свое дело немного: по этому показателю Россия, согласно Global Entrepreneurship Monitor, аутсайдер среди «среднеразвитых» экономик (3,6 против 24,7% в среднем).

Вся государственная машина исходит из твердого убеждения, что «бизнесмен по природе своей вор и даже если не вор, то это, как говорится, не ваша заслуга, а наша недоработка», замечает научный руководитель ВШЭ Евгений Ясин. Эти убеждения воплощает Уголовный кодекс, в котором с 1996 г. глава об экономических преступлениях пополнилась 12 составами, половина из которых тяжкие, а пороги наказания по многим экономическим статьям повышены до 5–10 лет лишения свободы.

Предприниматель, осознавая, что за ним «рано или поздно придут», в первую очередь начинает выстраивать отношения с властными структурами. Административная рента — взятки и отступные — снижает возможности реинвестирования, зато вынуждает повышать цены. По расчетам экспертов «Стратегии-2020», коррупция вместе с бюрократией приводят к дополнительной наценке в 15% на продовольствие, в 25–30% — на недвижимость. Например, цену литра молока коррупционные издержки завышают на 20–30%, выяснила Любовь Константинова из Transparency International. «Любой хозяйствующий субъект подвергается от 30 до 40 видов надзора. Другое дело, что у надзора бывает пристрастное мнение и беспристрастное», — цитирует она в докладе одного из респондентов, руководителя из молочной отрасли.

Правоохранительная система использует свои полномочия не для защиты общества от преступности, а для коррупции и передела собственности, констатирует адвокат Андрей Федотов. Предприниматели страхуют риски, уводя капитал из страны. Еще ни одной стране не удалось при масштабном экспорте капитала ($115 млрд за последние 15 месяцев) и норме накоплений в 21% ВВП провести модернизацию, замечает Григорьев.

В России складывается опасное явление — уголовно-правовое управление экономикой, сказал бывший первый зампред Верховного суда Владимир Радченко на конференции ВШЭ: «Нельзя сказать, что сворачивание предпринимательской активности идет только из-за уголовного преследования, но оно, безусловно, играет очень серьезную роль». Послабления же носят косметический характер, считает он. За последнее время только две меры снизили давление на предпринимателей — запрет заключать под стражу до суда по большинству экономических статей и необходимость проводить налоговую проверку перед возбуждением дела за уклонение от уплаты налогов, замечает президент «Юстины» Виктор Буробин.

Ужесточение давления на бизнес привело к снижению естественного уровня деловой активности примерно вдвое, но в тучные годы это нивелировалось высокими нефтедоходами, считает Ясин: без фактора роста нефтяных цен и изменения уголовной политики в отношении бизнеса экономика способна расти лишь на 1–2% в год.

Без учета дел, направленных на доследование, доля оправдательных приговоров в России — 0,3% (данные Радченко). Но, например, в Грузии, Польше, на Украине их доля тоже 0,5–4%, сравнил научный руководитель Института проблем правоприменения Вадим Волков. Разница в том, что в России 600 заключенных на 100000 жителей против 300 на Украине и 200 в Болгарии. По версии Волкова, наряду с англосаксонской системой права (обвинение и защита соревнуются в убеждении судьи) и континентальной (суд сам занимается расследованием) в бывшем соцлагере действует «постсоветская» система права: суд проверяет работу органов следствия и оправдательный приговор — показатель плохой работы следователей. «Судебная власть — часть правоохранительной системы», — констатирует Волков.

В письме — приложении к «Стратегии-2020» эксперты предлагали Владимиру Путину реформу уголовного законодательства и амнистию осужденных предпринимателей, считая эти меры первоочередными для нормализации делового климата. Очень многие деяния — преступления только на бумаге, а по сути — проступки против налогового или административного законодательства, считает Радченко. За 20 лет реформ, пока правила только формировались, посадили десятки тысяч предпринимателей — и правых, и виноватых, — но не провели ни одной амнистии, замечает гендиректор Центра правовых и экономических исследований Михаил Субботин: «И эта система с экономическими заложниками продолжает действовать. Но бизнес в атмосфере страха работает плохо».

Вольность формулировок законов создает большое пространство для произвола и коррупции: то, что предприниматель может счесть незапрещенным, т.е. разрешенным, следствие и суд могут признать противозаконным. В таких условиях шансы предпринимателя оказаться под уголовным преследованием — 50 на 50, оценил помощник президента Аркадий Дворкович на конференции ВШЭ. Если бы у государства существовала презумпция невиновности предпринимателя, структура контроля и надзора за экономической деятельностью была бы иной, но доверия к бизнесу нет, признал он: «Поэтому мы не можем пойти на решения, которые означали бы улучшение инвестиционного климата» (цитата по hse.ru). Но и к государству доверия нет — многие его инициативы встречают у общества либо апатию, либо агрессию, посетовал Дворкович.